Тема усадьбы в лирике Н.М. Языкова

Автор: Савицкая Ирина Валериевна

Организация: ГБОУ СОШ №252

Населенный пункт: г. Санкт-Петербург

Н.М. Языков – талантливый представитель пушкинской плеяды. В наши дни он стал как бы поэтом «для немногих», хотя стихи его по сути своей народные. Они бесценны так же, как стихи Пушкина, проза Гоголя – великих русских писателей, связанных дружбой с Языковым.

Выразил и постиг в своей лирике Языков и «поэтическую сторону» усадьбы. Точнее, двух – родного имения Языково и знаменитого Тригорского, где поэту пришлось побывать.

Родился Языков в Симбирске, но детство поэта прошло недалеко от этого города в селе Языково. Для поэта любимые отеческие края были источником сил и вдохновенья. Из университетского городка Дерпта, где он учился, Языков писал брату А.М. Языкову: «Мне бы только добраться до Языкова: уж там-то я застихотворстую, и восстановится моя блистательная слава поэтическая! Эта надежда меня теперь утешает, как ребенка» [Цит. по: 13; С.19].

Языково живописно раскинулось на берегах реки Урень, у подножия меловых лесистых гор. Языково было основано в 1684 году и являлось жалованной вотчиной служилых предков рода Языковых. Основатель села, симбирянин Василий Языков, в 1684 году получил здесь около 90 десятин поместной земли. Через сто лет село принадлежало М.П. Языкову – отцу поэта и правнуку первовладельца.

Поэт получил село Языкова как наследник в пятнадцатилетнем возрасте по завещанию отца. И со временем оно стало одним из известных литературных гнезд России Х1Х века. В 1833 году в гостях у Языковых побывал Пушкин. Своей жене он писал: «Пишу тебе из деревни поэта Языкова, к которому заехал и не нашел дома… Здесь я нашел старшего брата Языкова, человека чрезвычайно замечательного и которого готов я полюбить, как люблю Плетнева или Нащокина. Я провел с ним вечер и оставил его для тебя, а теперь оставляю тебя для него» [4; Т.10; С.140].

Комнату, где ночевал Пушкин все домашние так и прозвали «пушкинской». Это была комната средней величины, с одним большим окном в сад, обставленная мебелью из красного дерева, с черной деревянной кроватью и с камином в углу в форме усеченной колонны – типичным украшением дома в ту пору.

Современная исследовательница жизни и творчества Языкова [См.: 13], опираясь на исторические источники, так воссоздает облик разрушенной ныне усадьбы и ее некоторых комнат. В кабинете поэта, например, была старинная, домашней работы мебель красного дерева, выполненная в модном для того времени стиле ампир, письменный стол с множеством ящиков, кресла и вышитые ширмы.

Образ «родового гнезда» нашел отражение в нескольких стихотворениях поэта. Более всего Языкова занимает окрестный пейзаж и усадебный и приусадебный ландшафт. Или в стихотворении, адресованном Наталье Алексеевне Наумовой, жене брата А.М. Языкова:

И вас зову сюда – под мой наследный кров,

Уединением богатый,

В простор и тишь, на злачны скаты

Моих березовых садов,

В лес и поляны за дорогой,

И к речке, шепчущей под сумраком ракит,

И к зыбким берегам, где аист красноногой

Беспечно бродит цел и сыт;

Зову на светлый пруд, туда, где тень густую

Склонил к водам нагорный сад…

(«Н.А. Языковой», 25 марта 1836)

 

Понятие родного, «наследного» крова для поэта нераздельно с понятием простора. Мотив последнего задается как буквальным упоминанием («в простор и тишь»), так и косвенными, но предельно ясными, приметами и признаками («широкая долина», «лазурь небес»), перечислением прудов, полей, садов, гор, реки, леса, входящих в усадебные земли. Очевидно, что простор ассоциируется у Языкова и его лирического героя со свободой. В стихотворении «П.В. Киреевскому» поэт заявляет, что в его усадьбе адресат найдет «свободу и покой». Выражение «мед свободного житья», составленное из метафоры «мед житья» и эпитета «свободное», – языковское «в квадрате». В нем присутствуют и мотивы «хмельной» поэзии студенческих детских лет, и мотивы свободолюбивой лирики поэта.

Языков также выделяет детали, подчеркивающие тишину и мир, царящие в Языково: речка не шумит, но шепчет; аист «беспечно бродит цел», так как ему не угрожает никакая опасность. Казалось бы, в этих краях никто не помышляет об охоте. Но это не так. Противоречие кажущееся. Аист никогда не был предметом охоты в русских землях. Кроме того, Языкову важно донести до читателей состояние гармонии природы своей усадьбы. Все компоненты приусадебного пейзажа находятся в полной согласии между собой. Эта гармония и умиротворенность способны передаваться человеку: хозяину усадьбы или его гостям. Обретение такого состояния стоит того, чтобы ради него покинуть «мраморны палаты» и «шум блистательных пиров».

Внутреннее убранство «наследной» усадьбы занимает лирического героя и Языкова гораздо меньше усадебного пейзажа. Но даже предельно скупые строки (всего два стиха!), описывающие интерьер, показательны.

… ленивки пуховые,

Халат, рабочий стол и книги выписные…

(«П.В. Киреевскому», 1835)

 

Оппозиция «безделье – труд», просматривающаяся, на первый взгляд, в приведенной цитате («ленивки пуховые», «халат» – «рабочий стол», «книги»), мнимая. Халат[1] и пуховые ленивки выступают признаками не безделья, но свободы от официальной атмосферы служения-прислуживания как в рамках военной или бюрократической машины, так и в высшем свете. В связи с этим видится целесообразным напомнить строки из раннего стихотворения Языкова:

Как я люблю тебя, халат!

Одежда праздности и лени,

Товарищ тайных наслаждений

И поэтических отрад!

Пускай служителям Арея

Мила их тесная ливрея;

Я волен телом, как душой.

От века нашего заразы,

От жизни бранной и пустой

Я исцелен – и мир со мной!..

(«К халату», 1823)

 

Праздная и ленивая жизнь в халате оказывается, таким образом, противопоставленной жизни «бранной и пустой» в мундире («ливрея Арея»).

«Наследная» усадьба для Языкова и его лирического героя, как было показано, «состоит» из дома и окружающего его пейзажа. Несмотря на более подробное описание окрестностей, оба компонента важны и дороги поэту. Перед «светильником труда» в доме он способен «и мыслить, и мечтать, и страстно забываться». В то же время «пить мед свободного и мирного житья» поэт предлагает прежде всего на лоне родной природы, там же он предается «раздумью и мечтам». Представляя неразрывное целое, родовая усадьба становится для Языкова благодатным убежищем поэта.

А так свой «душеспасительный приют» Языков характеризует в письме от 23 апреля 1836 из Языкова Михаилу Петровичу Погодину, другу, известному историку и писателю: «Я теперь нахожусь, можно сказать, в Армидиных садах: тишина возлюбленная, уединение сладостнейшее, приволье в высочайшей и прекраснейшей степени – всё есть у меня – и я действую…» [11; С.358]. Аксиология прежняя: высшие ценности, обретаемые в усадьбе, – тишина, уединение, свобода. Наконец, усадьба, противостоя большому свету, является местом, где способен выжить и сохраниться поэтический талант. Причину гибели Пушкина Языков видел в близости последнего высшему свету. В письме от 12 июля 1837 года А.Н. Вульфу Языков высказался вполне определенно: «Его (Пушкина. – О.В.) губил и погубил большой свет – в котором не жить поэтам!» [12; С.362].

С именем А.С. Пушкина в языковской лирике связано изображение двух усадеб: Тригорского и Михайловского. Общим другом Пушкина и Языкова был сосед великого поэта по Михайловскому имению Алексей Николаевич Вульф, как и Языков, учившийся в Дерпте. Осенью 1824 года ссыльный Пушкин писал Вульфу из Михайловского:

Здравствуй, Вульф, приятель мой!

Приезжай сюда зимой,

Да Языкова-поэта

Затащи ко мне с собой

Погулять верхом порой,

Пострелять из пистолета…

(«Из письма к Вульфу», 1824)

 

Встреча поэтов произошла лишь на следующий год: в 1826 году Языков приехал в гости к Вульфу, в Тригорское. Частым гостем этого имения бывал и Пушкин.

Название усадьбы пошло от трех холмов над рекой Соротью. На оном из них находилась деревня Воронич, на другом – Городище – остатки древней крепости, и, наконец, на третьем, таком же крутом и высоком, как остальные, расположились усадьба и парк Тригорского. Обширные земли были получены во владение от Екатерины II дедом Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф, матери Алексея Вульфа.

В поэтическом «портрете» Тригорского интерьер усадебного дома Языкова не привлек. В стихотворении нет строк, посвященных внутреннему убранству «тригорского замка». Между тем, это единственное стихотворение Языкова, названное именем имения. Стало быть, в авторском видении усадьбы интерьер не играет сколько-нибудь значительной роли. Поэт с самого начала текста берет иной, несравненно более крупный масштаб изображения – псковскую землю в целом. Тригорское, таким образом, оказывается размещенным на дорогом для Языкова фоне великих православных земель, известных своим свободолюбивым и воинственным прошлым. Усадьба Осиповой воспринимается поэтом как органичная часть целого. Волен и исполнен свободы пейзаж Тригорского: это и «разнообразно между гор свои изгибы расстилающая» Сороть, это и не как-нибудь, а «горделиво» стоящая у «раздолья» (опять же слышится мотив приволья-свободы) «трихолмная гора».

Со славным прошлым Тригорское связывает не только мотив приволья и свободы. Для Языкова «лицо» имения определяется и теми, кто живет или жил в нем. Лирический герой стихотворения «Тригорское» испытывает чувство гордости за настоящее усадьбы и потому, что оно – «приют свободного поэта, не побежденного судьбой». Фигура Пушкина оказывается во всех отношениях близкой и даже тождественной и усадьбе с ее окрестностями и краю в целом. Вольность и непокорность Пушкина роднит его и с краем вообще, и с природой Тригорского в частности. Кроме того, Пушкин для Языкова является тем, кто своим пребыванием в Тригорском и Михайловском, сохранил за Псковщиной важное место в истории Отечества. Языков воспринимал своего друга гением, оставляющим в Истории всё и всех, что хоть как-то соприкоснулось с его жизнью. Это подтверждают строки, обращенные к Пушкину:

В бытописаньи русских муз

Меня твое благоволенье

Предаст в другое поколенье…

(«А.С. Пушкину», 1825)

 

 

Усадьбе Тригорское суждено было стать «душеспасительным приютом» самого Пушкина. В этом, по Языкову, несомненно, главная особенность имения. Но Тригорское обладает и рядом традиционных «общих» качеств, высоко ценимых поэтом и привлекательных в усадьбе. Помимо отмеченных приволья и «свободы милой и безгрешной», следует подчеркнуть сочетание веселья и тишины в усадьбе. Великолепие окрестностей доставляет эстетическое наслаждение лирическому герою:

… один, восторга полный,

Горы прибережной с высот,

Я озирал сей неба свод,

Великолепный и безмолвный,

Сии круги и ленты вод,

Сии ликующие нивы…

(«Тригорское», 1826)

 

Свое восторженное состояние Языков передает не без помощи обильного употребления тропов: «неба свод»; «ленты вод»; Сороть – «подруга зеркальных озер»; нивы, как украшение полей.

Усадьба выступает местом отдыха души и тела героя. Пейзажные зарисовки проникнуты мотивом прохлады. Звучание этого мотива усиливается разнообразным цветовым спектром пейзажа, выдержанным в то же время в одной гамме «прохладных» тонов: «Сороть голубая», «лазоревый пруд», «белеющийся дом», «зеленеющие брега». Тригорское, как и Языково, и другие усадьбы, дает возможность наслаждаться летней природой во всех отношениях, а не изнывать от летнего зною, как в душных городах.

Бывал Языков и в Михайловском, в старом ганнибаловском доме, построенном в восьмидесятых годах ХVIII века дедом А.С. Пушкина. В стихотворении «На смерть няни А.С. Пушкина» (1830) Языков так рисует это здание и прилегающие окрестности:

Там, где на дол с горы отлогой

Разнообразно сходит бор

В виду реки и двух озер

И нив с извилистой дорогой,

Где, древним садом окружен,

Господский дом уединенный

Дряхлеет, памятник почтенный

Елисаветиных времен…

 

В образе Михайловского Языков явно накапливает детали, которые должны подчеркнуть древность усадьбы (древний сад, дряхлеет, памятник, памятник почтенный, Елисаветины времена). Кроме того, ощущается некоторая угрюмость, задаваемая, быть может, мотивами бора, одиночества (дом уединенный), той же старины. Наконец, возможным видится обозначение и мотива замкнутости ганнибаловского дома (садом окружен), что соответствует ограничению внешней свободы ссыльного Пушкина.

В дружеском послании, адресованном Языкову, сам Пушкин так набросал «портрет» и историю своего имения:

…В деревне, где Петра питомец,

Царей, цариц любимый раб

И их забытый однодомец,

Скрывался прадед мой арап,

Где, позабыв Елисаветы

И двор, и пышные обеты,

Под сенью липовых аллей

Он думал в охлажденны леты

О дальней Африке своей, –

Я жду тебя…

(«К Языкову», 1824)

В современных исследованиях таким воссоздается внешний и внутренний облик дома. «Одноэтажный, деревянный, обшитый и крытый тесом, в шесть окон по фасаду, дом был невелик. Из семи его комнат пять были побольше, две совсем маленькие. При каждой из маленьких комнат имелись свои сени с выходом на двор, где вблизи от дома, по обе стороны фасада, справа стояла кухня, слева – банька со светелкой… Немногочисленная мебель из простого дерева, неказистая и ветхая, почти сплошь домашней работы, вся нехитрая утварь принадлежали еще Осипу Абрамовичу…» [6; С.17].

Пушкин размещался в одной из больших комнат дома, которая служила ему одновременно и кабинетом, и столовой, и спальней. Из обстановки - простой некрашеный стол, диван и стулья с потертой и линялой холстинковой обивкой, трехногая кровать, четвертой ножкой которой служило простое сосновое полено. Нехитрой была и утварь: «видавшие виды тарелки и чашки из толстого фаянса, от долгого употребления разукрашенные трещинами, <…> дешевые стаканы и самые что ни на есть простецкие медные шандалы для свечей…» [6; С.18-19].

Акцент на внешней непритязательности обстановки комнаты очевиден: худые обои, нечиненный пол, малочисленность мебели. Несколько раньше, в стихотворении, обращенном к ещё живой Арине Родионовне («К няне А.С. Пушкина», 1827), Языков косвенно отметил малую величину стола и одновременно подчеркнул опять же его старину: «На милой тесноте старинного стола». Бедности обстановки и в стихотворении «К няне А.С. Пушкина», и в стихотворении «На смерть няни А.С. Пушкина» противостоит богатство стола, «богатство брашен». Однако и это «богатство» не в буквальном смысле. Языков подразумевает, скорее, разнообразие блюд, а не величину их денежной стоимости. (Вспомним более позднюю цитату из стихотворения «П.В. Киреевскому» 1835 года: «нехитрых сельских брашен / Здоровой прелестью мой скромный стол украшен»).

В семантику «богатого стола» будет справедливым включить и высокую цену человеческого общения: с А.С. Пушкиным, А.Н. Вульфом и няней Пушкина, Ариной Родионовной. Языков характеризует всех завсегдатаев этих вечеров как вольных людей: «Нас, полных юности и вольных, / Там было трое…», и няня, четвертая, «Как наша молодость вольна…».

Однако, это внутренняя свобода. Памятуя о пушкинском статусе ссыльного, Языков ни разу не озвучил мотив свободы ни при краткой пейзажной зарисовке Михайловского, ни при описании домашних покоев. Но сам факт того, что именно для Михайловского поэт сделал исключение и набросал интерьер чуть более подробно, нежели это имело место в случаях изображения Тригорского или Языкова, знаменателен: возможно, это связано со все тем же мотивом внутренней свободы при несвободе внешней. В этой же, а не только в чисто биографической, плоскости можно найти и объяснение тому, что для Языкова Тригорское является едва ли не более «пушкинским» имением, чем Михайловское. Последнее для Языкова гораздо теснее связано с именем няни поэта.

 

 

Библиографический список

1. Баратынский, Е.А. Стихотворения. Поэмы / Сост., примеч., и прил. Л.Г. Фризмана / Е.А. Баратынский. – М.: Наука, 1983
2. Веневитинов, Д.В. Избранное / Д.В.Веневитинов. – М.: ГИХЛ, 1956.
3. Вяземский, П.А. Стихотворения / Вступ. ст. Л.Я. Гинзбург / П.А. Вяземский. – Л. Сов. писатель, 1986.
4. Пушкин, А.С. Собрание сочинений: В 10 т. / А.С. Пушкин. – М.: ГИХЛ, 1959-1962
5. Андреев, В.Е. Литераторы на Тамбовской земле: Краткий справочник: В 2 ч. Ч.1: А – М / В.Е. Андреев. – Мичуринск, 1998.
6. Басина, М.Я. Жизнь Пушкина: Документально-художественные повести. Под сенью дедовских лесов / М.Я. Басина. – СПб: Азбука, 1999.
7. Белинский, В.Г. Собр. соч.: В 9 т. / В.Г. Белинский. – М.: Худож. лит., 1976-1982.
8. Благой, Д.Д. Подлинный Веневитинов // Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней / Д.Д. Благой. – М.: Худож. лит., 1979. – С.235-275.
9. Голубков, Д.Н. Недуг бытия: Роман, повесть, рассказ / Д.Н. Голубков. – М .: Сов. писатель, 1987.
10. Гордеев, Н.М., Пешков П.В. Тамбовская тропинка к Пушкину. Воронеж, 1978.
11. Эпштейн, М.П. «Природа, мир, тайник вселенной…»: система пейзажных образов в русской поэзии / М.П. Эпштейн. – М: Высш. школа, 1990.
12. Языков, Н.М. Сочинения / Сост., вступ. статья, примеч. А.А. Карпова / – Л.: Худож. лит., 1982.
13. Языкова, Е.В. Творчество Н.М. Языкова / Е.В. Языкова. – М.: Просвещение, 1990.

Опубликовано: 02.11.2020